5 апреля 2003
Так вот, самое главное для русского человека — это не национализм, а вера и земля. Еще Константин Леонтьев говорил, что «славянство есть, а славизма нет», а Сперанский и того лучше сформулировал этот выбор — «кровь или почва?». И каждый раз, когда Россия шла по пути «крови», то есть преимущества национального, а не территориального, она проигрывала. Да и что такое «русский» — нет такой нации, в каждом из нас смешалось множество кровей: вот во мне и польская, и даже индийская кровь смешалась с вологодскою и сибирскою, один знакомый Трофимов — цыган и серб, а другой Трофимов наполовину — адыг. Но нужно понять, что русские как народ, как государство, как письменность, как культура были выпестованы внутри Православной Церкви. И поэтому русский — это православный, а без Христа русский — свинья (Ф.М. Достоевский). Значит, для каждого из нас два главных полюса, созидающих народ, — это вера и земля.
И уж если Господь замыслил меня сильным и умным, Он непременно родит меня в России, потому что здесь каждому открыта тайна Христа, Его креста и воскресения.
Если бы я при всем этом стал католиком или протестантом, то непременно бы погиб. А тех, кто послабже духом, их можно на жиденькую пишу, в которой огня поменьше. Чуть послабее — в католиков, да чтоб родился в Испании, еще слабее — в протестантов германских, еще хилее — в мусульман, вовсе еле дышит — в буддистов, и так далее…
Коли уж мы здесь, некуда нам больше идти кроме как в Церковь. А иначе — погибель. Потому что:
- Человек свободнее ангелов, потому что они остановились в добре.
- Но человек свободнее и бесов, потому что они остановились во зле. Чем они могут искушать человека? Набор-то невелик, вот они — семь смертных грехов да три, вопиющих на небо об отмщении. Но ведь зло-то растет.
- Следовательно, если говорить об усилении зла, увеличении многообразия его форм, то можно предположить, что это многообразие порождается человеком. Человек — существо творческое, и, искушаемый простыми уловками бесов, он творчески извращает зло своей свободой. Его творческая свобода, прилагающаяся ко злу, и есть виновница усиления зла.
- Каждая форма отпадения человека от Бога, каждый грех, как болезнь и как экзистенциальная неудача, — это уникальный грех уникальной личности. Уникальность моих грехов в моей свободе. И значит, когда я говорю в молитве «пришел грешныя спасти, от них же первый есть аз», что я — самый грешный, я не кокетничаю, потому что таких грехов, каких совершил я, никто не совершал. Так Господа никто не оскорблял, не распинал…
.
18 октября 2006
Долго не мог понять, зачем и что писал Христос перстом на земле, когда привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии (Ин. 8, 6). А смысл определен самой уловкой фарисеев: «Моисей в законе заповедал… а Ты что скажешь?». Говорили это, искушая Его. Что бы Он ни ответил, в любом случае они бы нашли, в чем Его обвинить: либо Он призывает нарушить закон Моисея и пожалеть женщину, либо вместе с ними должен убивать ее. Он же молча показывает им: вот как Он сейчас пишет на земле слова из Моисеева закона, и они будут затоптаны через минуту, так и закон Моисея пишется на сердце Иудеи. Написан и почти стерт! А это, кстати сказать, единственное, что Христос написал. Главное не слово, а Дух! И эти дивные слова Его: «И Я не осуждаю тебя, иди и впредь не греши».
Точно так же и о. Димитрий Дудко рассказывает: «Одна очень развратная женщина, пьяница, как-то зашла в храм, и ее поразил один священник, она его и боялась, и благоговела перед ним. Когда ей сказали, чтобы она исповедалась, она сказала: как я, такая грешная, такому святому человеку буду исповедаться?
Наконец собрала мужество, поисповедалась.
—Все? — спросил священник.
—Да, все, — сказала она.
—Прощаю и разрешаю, — накрыл ее епитрахилью.
Ее поразило то, что он не стал ее «распинать» за грехи и простил, и тут же зарыдала».
(«На скрещении дорог», стр. 157)
Над этим заплакала душа моя.